Узбекистан, Ташкент - АН Podrobno.uz. В Академии художеств Узбекистана в эти дни продолжает работу Международный конкурс на лучший проект памятника первому президенту Узбекистана. Сейчас работает жюри, однако люди в недоумении: что же случилось с узбекской скульптурой? Почему авторы не смогли правильно передать всю ту атмосферу и ауру, которая сопровождала Ислама Каримова?

После ряда публикаций в СМИ о начале работы конкурса интернет был переполнен негативными откликами в адрес представленных проектов. Люди ставили "дизлайки" тысячами на сообщениях о конкурсе, активно обсуждали безликость представленных памятников, одинаковость форм, несоответствие пропорций, бросающиеся в глаза даже несведущим. А ведь конкурс проводился среди профессионалов.

Корреспондент Sputnik Узбекистан попытался разобраться, в чем же причина такого отношения людей, возможно, только отчасти оправданного. Не слишком ли сурова публика в своей оценке к современным скульпторам? Люди хотят видеть достойные работы. Но что это значит? Каковы эти критерии достойности?

Задумывая данную публикацию, мы ставили задачу смягчить поднятую волну негодования в адрес узбекских художников и скульпторов. Но, обратившись за комментарием к известному скульптору, поняли, что обвинения не так уж и беспочвенны.

Немного странным показалось и то, что эксперты, давшие в ходе открытия выставки комментарии, отмечали, что на конкурсе представлено не более десяти по-настоящему достойных работ. Не значит ли это, что сегодня скульптура Узбекистана переживает нелегкие времена?

Об этом мы поговорили с Дамиром Рузыбаевым, заслуженным художником Узбекистана. С самого начала разговора мы договорились, что не просто обсудим всплывшую на поверхность проблему в искусстве, но и постараемся найти ее решение.

"Это давно назревшая проблема, о которой настало время говорить, и честно говорить. Об искусстве нельзя говорить неправду", — вводит в курс дела Дамир Салиджанович. Немного о нашем собеседнике.

Дамир Рузыбаев — известный скульптор, родом из Самарканда. Родился в 1939 году. Рисунку учился у Павла Петровича Мартакова, своим учителем также считает Александра Николаевича Волкова. Его работа "Портрет Игоря Савицкого", выполненная в 1984 году, находится в Третьяковской галерее в Москве. В постоянной экспозиции музея Востока, также расположенной в Москве, находятся еще две работы Дамира Рузыбаева. Его творчество представлено галереях в Венгрии, Южной Кореи, Франции и Японии.

На протяжении многих лет Дамир Рузыбаев был председателем секции скульптуры при Союзе художников Узбекистана, возглавлял художественный совет по скульптуре и монументальному искусству. С 1988 по 1997 год являлся директором Государственного музея искусств Узбекистана.

— Ваши впечатления от увиденного на конкурсе?

— Мои впечатления такие же, как у большинства людей. Я общался со многими неспециалистами, обыкновенными людьми, которые пришли на эту выставку, и меня поразило, что все они отмечали: во-первых, несовершенство многих вещей, а во-вторых, у большинства сложилось мнение, будто все представленное создавалось одним человеком.

В искусстве ценится уникальность, каждое явление должно быть уникальным и единственным, за что мы и любим, скажем, Ван Гога, Пикассо, Волкова или Тансыкбаева, — других таких нет. А на этой выставке почему-то все работы единообразны.

Это, конечно, не украшает, увы, и сам конкурс. Но как профессионал я обратил внимание еще на одну особенность. Дело не только в том, что работы единообразны, но они еще не очень профессиональны, с грубейшими анатомическими отклонениями, у многих авторов плохие отношения с пропорциями.

— А может быть, дело в том, что, как было озвучено ранее, в конкурсе приняли участие молодые скульпторы?

— Дело в том, что эти молодые скульпторы окончили профильный вуз, и они дипломированные специалисты. Это о чем-то говорит? Вывод напрашивается один — есть проблемы в подготовке кадров. Мы же договорились в начале беседы, что поставим диагноз этой проблемы. Вот одна болезнь. По этому поводу хочу привести цитату Алишера Навои, который был прекрасным художником. Дословно с узбекского она звучит так: "Вместе с шейхом (домла) я не увидел в медресе света". Это можно применить к медресе современного искусства, к примеру, учебным заведениям.

Вторая "болячка" — подача у всех одинаковая. Все покрасили работы под бронзу. И они мало чем отличаются друг от друга. Хотя я знаю, в подготовке я кое-что видел, в гипсе все выглядело намного интереснее. В мастерских они смотрелись лучше, а потом потеряли свой облик. Только из-за того, что подача какая-то неудачная. Потому что существует мода, конъюнктура.

— И все-таки, возвращаясь к теме, — вы обозначили вторую "болячку" в искусстве скульптуры.

 — Да, это существование неправильной ориентации, неправильной конъюнктуры, отчего и вышла одинаковая подача. Третья замеченная мною особенность — вы обратили внимание, с какой тщательностью сделаны в некоторых работах шнурки, еще какие-то ненужные детали.

Дело в том, что Европа прошла это, уже не только в прошлом веке, а в позапрошлом и прочих веках. Этим уже никто не занимается, занимаются серьезными вещами. Но дело не в том, как там в Европе. У нас в Средней Азии это прошли еще раньше.

В связи с этим хочу снова процитировать Алишера Навои, это из произведения "Язык птиц": "Живописца тогда лишь в умельцах мы числим, если, глядя на облик, он следует мыслям". Еще раньше Джалаладдин Руми сказал приблизительно так — постичь истину очень сложно, и когда ты поймешь это, почувствуешь всю глубину, тебя она будет притягивать. Сурат (внешнее изображение) привлекает потому, что доступно, но потом охладеваешь, чем больше смотришь, тем меньше она тебя привлекает.

К чему это я? Надо искать образ. Дело не в перечислении всех этих шнурков и дырок ремня. То есть наши древние мыслители, философы и художники понимали это. Мы часто говорим о наших традициях. Вот они, традиции — искать истину в искусстве. И нам пора понимать это. Тем более что у Узбекистана был очень высокий взлет в искусстве, который в эти дни демонстрируется в Пушкинском музее в Москве — это коллекция Государственного музея искусств имени Игоря Савицкого.

К сожалению, молодежь наша не знает своих подлинных традиций, не только Навои, но и художников 20-30-х годов прошлого века, которые прославили узбекское изобразительное искусство.

— Но ведь все эти вышеперечисленные проблемы не появились неожиданно, как гром средь белого дня?

— Безусловно, на все есть свои причины. И чтобы попытаться вам объяснить, как мы к этому шли, буду приводить факты. Вот первый. Я вспоминаю начало новой эпохи — 1991 год. Тогда был объявлен конкурс на памятник Алишеру Навои для Национального парка. Считаю, что выбор был сделан неправильный. Это, конечно, мое личное мнение, но я глубоко в этом убежден. Все последующие изображения Алишера Навои, как в скульптуре, так и в живописи и графике, связаны с образом, созданным в свое время Музахибом.

Но вернемся к скульптурным изображениям. Сегодня, когда благодаря интернету я на экране монитора своего компьютера могу рассмотреть всю галерею образов Навои, выполненных современниками во всех видах и жанрах изобразительного искусства, хотелось бы поделиться некоторыми размышлениями о деталях в этих произведениях, которые, можно сказать, "режут глаза". Возьмем, к примеру, чалму. И на установленном памятнике в Национальном парке в Ташкенте, и в Токио чалма у Навои свисает с головы.

Хотя сам поэт писал: "Он не должен, словно невежда, носить огромную чалму с длинным концом, не должен на почетном месте в медресе гордо сидеть с важным лицом…". Это отрывок из его произведения "Возлюбленные сердца", глава 14.

Обсуждая эту тему с Садыком Рахмановым, учеником Чингиза Ахмарова, я выяснил, что Ахмаров, хорошо знавший эпоху Навои, тоже обращал внимание на эту деталь в образе. Он утверждал, что ее придумал Варшам Еремян для фильма о Навои. Как известно, в кино любят приукрашивать, зачастую пренебрегая исторической правдой. Самое ужасное, что герой, приобретая популярность, на долгие годы становится эталоном зрительского восприятия.

В итоге "находка" для кино перекочевала в сферу скульптурного портрета Навои, искажая для потомков его мировоззрение о том, как нужно носить чалму. Так одна ложь порождает другую. И таких фактов много. О них можно долго еще говорить.

— Дамир Салиджанович, вы сами принимали участие в нынешнем конкурсе?

— Нет.

— А почему? 

— Мне с самого начала не везло в этих конкурсах, но я каждый раз наступал на эти грабли. Приведу такой пример, был объявлен конкурс на памятник Гафура Гуляма. Я, как и большинство скульпторов, принимал в нем участие. В процессе подготовки, до решения жюри было известно, кто будет победителем.

Все последующие конкурсы были предсказуемы. Приведу еще одни яркий пример. В середине 90-х объявили конкурс на монумент независимости в Намангане. Меня пригласил поучаствовать в нем архитектор Серго Сутягин. Мы с ним его выиграли. Решением жюри было определено так: первое и второе места показать главе государства. Но как же я удивился, когда пришел в Союз архитекторов: мои работы так и стояли не тронутыми, а Сутягина работ не было. Судьбу будущего монумента решил чиновник, который выполнял механическую работу, — доставлял президенту тот или иной проект. Вместо законно отобранного проекта поставили очередного аиста.

И наконец, последний конкурс на памятник Алишеру Навои возле пединститута, в котором я также принимал участие. Жюри заседало, вынесло решение, но нам его не сообщали. Целую неделю мы ждали, потом снова жюри собралось, и снова заседало. Опять мы целую неделю ждали. И только после третьего заседания был объявлен результат конкурса. Это, конечно, нонсенс. О таком заседании я слышу впервые, видимо, не всегда кому-то нравятся результаты конкурсов.

Состояние скульптуры, как мы видим, печально. Оно развивалось однобоко, культивировались только памятники, не придавалось значения другим жанрам. А ведь нам трудно представить музыку только в симфониях, а литературу в больших романах. Хотелось бы обратить внимание, что городу нужны другие жанры.

— Что, по-вашему, следует сделать для этого прежде всего?

 — Хочу отметить, что я приветствую те изменения, которые у нас сейчас происходят. Радуюсь за свою родину. Хотелось бы, чтобы изменения дошли наконец-то и до искусства. Самое главное — нужно отлучить особо заинтересованных чиновников от искусства. Надо подумать на государственном уровне, нужно ли нам такое количество художников.

— А что же все-таки с памятником первому президенту Узбекистана? Что теперь делать?

— Я считаю, что каждая эпоха оставляет свое отражение и свой след в пластике. К примеру, в древней Греции в эпоху Перикла — наибольшего рассвета искусства — был создан Парфенон с гениальными фигурами Фидия. Эпоха Екатерины II оставила памятник Петру I, это работа Фальконе. В эпоху Сталина отражением стал монумент Мухиной "Рабочий и колхозница".

У нашей эпохи отражение — это памятник Амиру Темуру, работа Ильхома Джаббарова. И до нынешнего конкурса я считал, что исторической справедливостью будет поручить создание памятника Исламу Каримову этому скульптору.

Подписывайтесь на канал АН Podrobno.uz в Telegram и будьте в курсе самых последних новостей и событий.