Узбекистан, Ташкент – АН Podrobno.uz. Блокадный Ленинград – одна из самых трагических историй Великой Отечественной войны. В окруженном фашистами городе погибли по разным подсчетам от 600 тысяч до 1,5 миллиона человек и около 97% из них – от голода. Хуже всего то, что десятки тысяч среди них – это были дети.
"Таких детей, как я, называли дистрофиками. У нас не было ни родителей, ни хлеба, ни карточек, ни воды. Никого и ничего. Мы были такие худые. Голодные люди стояли в очередях за хлебом, многие просто там падали и умирали", – рассказала Клавдия Бергман, которой тогда было всего 10 лет.
Клавдия Бергман – родилась в 1930 году в Ленинграде (Санкт-Петербург, Россия). На момент начала Великой Отечественной войны ей было 10 лет. В Узбекистане живет с 1972 года.
– У нас была большая семья – отец, мать, три брата и я. Папа умер перед самой войной от болезни. Братья ушли на фронт. Так мы с матерью остались одни.
Блокада Ленинграда началась в сентябре 1941 года, мне тогда было 10 лет. Помню, пошла в школьную библиотеку сдавать учебники. Через дорогу от школы ездил трамвай, и в нем я увидела немца. Я очень испугалась и побежала домой, ведь тогда мы уже знали, что враги переодевались в обычную одежду и убивали людей.
Потом пришла пионервожатая и сказала, что нас, школьников, разделили на группы, чтобы помогать в обороне города. Надо было собирать листовки – немецкие прокламации, которые призывали переходить на их сторону, а также дежурить на крышах. Листовки нельзя было долго держать в руках, за это было наказание, нам поручили сразу убирать их в мешки и ящики.
Пионервожатая научила детей, как обезвреживать зажигательные бомбы, мы их называли «зажигалками». Они летели с большой скоростью, вращались и шипели, если их не поймать, они проламывали крышу и дерево на чердаке загоралось. Пожары сеяли хаос. Вот так мы и дежурили: один день собирали листовки, другой – стояли на крышах.
Воды в городе не было, она вся замерзла, а хлеб давали по карточкам, всего 125 граммов. За ним стояли громадные очереди. В Ленинграде был голод, поэтому карточки иногда просто вырывали из рук. Потом мама заболела и слегла, отоваривать карточки стало некому. Я помню этот страшный момент, проснулась – а она лежит рядом мертвая. Это произошло из-за голода.
Так я осталась одна. Голодная бегала по Ленинграду. Таких детей, как я, называли дистрофиками. У нас не было ни родителей, ни хлеба, ни карточек, ни воды. Никого и ничего. Мы были такие худые.
Голодные люди стояли в очередях за хлебом, многие просто там падали и умирали. Их заворачивали в ткань и увозили на кладбище. Квартиры постепенно пустели. В них врывались мародеры и забирали все, что могли найти ценного. Люди были разные. Так я пережила почти всю блокаду.
Однажды нас, дистрофиков, собрали в приемный пункт. Смотрели, кто в каком состоянии находится. Тех, кто еще мог ходить, забирали, а кто не мог – оставляли умирать. Помню, как один военный вел меня за руку по ступенькам на баржу, чтобы вывезти из Ленинграда в Куйбышев, а оттуда – в детский дом. Баржа качалась, сил не было, ноги подкашивались.
Пока нас везли, баржу постоянно бомбили, она вся ходила ходуном, колыхалась. Конечно, доплыли не все, там была настоящая мясорубка. Кто-то погиб от пуль и бомб фашистов, кто-то – от голода и дистрофии.
Один раз мне удалось рассмотреть немецкого летчика, когда он пикировал, чтобы сбросить бомбу. Он улыбался. А как гудели эти немецкие самолеты!.. Я помнила этот звук еще несколько лет. Такой особый у них был звук, завывающий. Звон долго стоял в ушах…
Помню, когда нас привезли в Куйбышев, шел снег. Мы были босиком и очень легко одеты. Нас стали развозить по детским домам, но многие из них отказывались брать ленинградцев. Мы были такие худые. Наверное, боялись, что нас просто надо будет хоронить.
Из детского дома моему старшему брату написали, где я нахожусь. Он попросил свою знакомую забрать меня к себе под опеку. Договорились, что потом он с ней рассчитается за мое воспитание. К сожалению, он не смог, все братья погибли на войне.
В детдоме в Куйбышеве меня одели, снарядили и посадили на поезд в Свердловск. Одну. Там меня никто не встретил, какой-то военный отвел меня в дом, где жила эта женщина – Анна Андреевна. Помню свои первые впечатления – в тот момент она кормила свою дочку яичницей, а та капризничала. Я была в шоке – как так можно относиться к еде?
Тетя Аня не обрадовалась мне – очень худой, наголо подстриженной и голодной девочке. Жить у нее было несладко, я ей не очень была нужна. Своих детей она холила, а я…
Я была тихая и покорная, ничего не просила, ни одежды, ни еды, даже хлеба боялась попросить. Я чувствовала, что я там была чужая. После Ленинграда я была рада всему, что имею. Жизнь была настолько тяжелая…
Я закончила школу, а потом техникум по специальности ПГС (промышленное и гражданское строительство – прим.). Помню, много читала. После учебы начала работать конструктором, и Анна Андреевна попросила меня уехать. Организация, где я работала, снимала мне квартиру. Я была очень рада, что тетки там нет, что я работаю, получаю хоть какую-то зарплату.
Потом вышла замуж. Муж воевал и после войны очень болел. Ему посоветовали сменить климат, в Свердловске было очень холодно. Он выбрал Узбекистан, и мы уехали в 1972 году.
Вся жизнь была тяжелая. Война все перемешала. Желаю, чтобы не было войны, пусть у будущих поколений будет хорошая жизнь.
Комментарии отсутствуют