Узбекистан, Ташкент - АН Podrobno.uz. Государственный академический Большой театр Узбекистана имени Алишера Навои готовится к Первому симфоническому Open Air, который пройдет в сентябре этого года. Перед Большим театром стоит весьма непростая задача — не только достойно провести это мероприятие, но и показать гостям и зрителям, что ГАБТ — символ культуры Узбекистана.
Какие ассоциации возникают у вас, когда вы слышите слово "Большой театр", — симфоническая музыка, опера? Огромные колонны в центре Москвы? Или мечта послушать оперу в Милане и Париже, где зрителей ждет богемная красная дорожка, мировые звезды балета и оперы.
Говоря о Большом театре в Ташкенте, такие ассоциации, увы, пока не возникают. А ведь ГАБТ во все времена считался визитной карточкой театрального искусства. Единственное в своем роде в Центральной Азии и уникальное на всем континенте место, где работают не менее уникальные люди.
Корреспондент Sputnik Узбекистан встретился с молодым и перспективным дирижером ГАБТ Бобомуродом Худойкуловым. Разговор пошел о жизни театра, преемственности кадров, а также о том, как превратить Большой в Ташкенте в визитную карточку страны, чтобы здесь закипела светская жизнь, а туристы стремились попасть сюда, как стремятся оказаться хотя бы раз в жизни в Большом театре в Москве, в La Skala или даже Metropolitan Opera.
Театр начинается… с дирижера
Творческий путь Бобомурода начинался неоднозначно и сложно, без красивой истории о том, как в 10 лет он услышал Чайковского и твердо решил посвятить себя музыке. Как признается он сам, в "музыкалку" пошел из-под палки.
— Меня отдали в класс какшгарского рубаба, и, честно скажу, занимался я, мечтая гонять с мальчишками в футбол… После школы поступил в музыкальное училище в Бухаре. Мне повезло с наставниками. Я стал слушать и слышать музыку.
— И потом пошли в Консерваторию?
— Да. И… не прошел на бюджет. Пришлось пропустить год.
— Но, вы не сдались?
— Нет, вернувшись в Бухару, я переквалифицировался на дирижера-хоровика, и поступать решил уже по этой специальности. Уже потом, в консерватории, мне удалось закончить одновременно два факультета — хоровое и симфоническое дирижирование.
— Когда вы заканчивали учебу, уже точно знали, что продолжите карьеру в музыке?
— Вы знаете, мне очень повезло с наставниками. По хоровому дирижированию моим педагогом была Наира Сахибовна Шарафиева, которая дала мне в этой специальности прекрасные основы профессионализма. В симфоническое дирижирование, по сути, в мир оперы и балета меня привел буквально "за руку", наш замечательный дирижер, профессор Владимир Неймер. Для меня он — критик и самый преданный слушатель в одном лице. Повезло каждому, кто у него учился.
— Как вы пришли в Большой?
— Еще студентом, пока учился на факультете хорового дирижирования. Знаете, мне всегда было недостаточно сидеть в зале. Студенты консерватории у нас имеют право приходить в наш театр по студенческому билету. Но просто приходить в театр, мне было абсолютно недостаточно. И вот, после прослушивания меня приняли в хоровой коллектив театра. В качестве артиста хора мне довелось участвовать практически во всех спектаклях. Для меня было важно – "жить" в театре, быть на сцене Большого. Пока учился, продолжал учебу на дирижерском отделении консерватории.
Еще будучи студентом, благодаря доброй поддержке известного дирижера и главного хормейстера театра — народного артиста Узбекистана Сулеймана Шадманова и одного из ведущих режиссеров театра, ныне – Заслуженного деятеля искусств Андрея Слонима, я получил возможность провести спектакли "Евгений Онегин" и "Кармен", которые стали моими дипломными работами. Позднее представилась счастливая возможность участия во Втором Международном конкурсе дирижеров имени Стефана Турчака в Киеве, где я стал одним из лауреатов.
— Вас приглашали в Китай, вы достаточно долго жили и работали там. Почему? И что заставило вас вернуться?
— В это время наш театр переживал непростой период в связи с реконструкцией здания. Спектакли шли на сцене Дворца "Туркистон", в месяц их было не более десяти, и дирижировать спектаклями мне тогда доводилось крайне редко. Чтобы совершенствоваться в профессии я принял предложение временной работы в Урумчи, твердо веря, что непременно вернусь жить и работать на родину. Проработал я там три года и считаю, что они многое дали мне как профессионалу. С открытием театра после реконструкции я вернулся в Узбекистан, где ведут сейчас плодотворную дирижерскую работу.
— Кстати, о молодежи. Какое будущее у дирижерского искусства?
— Как и во всякой профессии – у дирижерской деятельности есть немало проблем. Но дирижерская школа Узбекистана своими могучими основами берет свои начала от самого Мухтара Ашрафи, а ныне его прямой ученик – Владимир Борисович Неймер – продолжает развивать эти традиции, работая как с вполне взрослыми студентами, так и с юными дирижерами. Так что, смена дирижерских поколений, несомненно, имеет свою благодатную почву – всё зависит от способности и энергии каждого из молодых, от их устремленности. Но, конечно, поддержка необходима. Талантливой молодежи необходимо постоянно помогать.
— Чем?
— Конечно, приобщением ее к обширной мировой культуре, к знаниям основ и традиций оперного и балетного театра. Оперный дирижер должен активно разбираться в музыкальной драматургии, видя в ней не только ноты, мелодии и аккорды, но и правду жизни героев в этой драматургии. Это весьма непростая задача. И дирижеры, и артисты, и режиссеры должны обмениваться опытом с театрами других стран, коллективы должны ездить на гастроли, обогащая свое мастерство, оркестры должны уметь работать под руководством дирижеров-гастролеров. Так это происходит в мировом искусстве, так это должно происходить и в нашей стране.
Большому театру — большой пир
— Ведь были же времена, когда театр гастролировал: по стране, по миру. Что сейчас этому мешает?
— Давайте осознаем еще раз, что оперный и балетный театр – это огромные по количеству коллективы, это необходимость вывоза на гастроли сложных декораций, разнообразных костюмов, реквизита. Все это требует весьма немалых средств. Во-первых, слишком плотный график. Мы не можем закрыть на несколько недель театр в разгар сезона и уехать. И у нас нет "запасных", практически совсем. Весь коллектив: оркестр, исполнители, режиссеры, монтажники, специалисты по свету и звуку, в конце концов, рабочие бригады гримеров – все в основном составе. В сезон мы играем практически каждый вечер. Представьте, каждый вечер – спектакль. Несколько премьер. В таком темпе надо успевать за материалом, как можно взять и уехать?
Во-вторых, конечно, гастроли – это ресурсы. Не только финансовые. Чтобы везти что-то, хотя бы в Россию, нужно отработать постановку как механизм швейцарских часов. А когда, опять же, этим заниматься, если каждый вечер выступление?
Мы критически нуждаемся в глотке свежего воздуха за рубежом, но пока я даже представить не могу, как такое возможно для полного состава театра…
— Уверена, если вы отправитесь за рубеж, будет фурор. У нашего Большого – ошеломительная слава, он был визитной карточкой не просто Узбекистана – Центральной Азии. Но почему у нас не "модно" ходить в театр?
— Смотрите, ключевые мировые площадки, типа Metropolitan Opera, La Skala, Royal Albert Hall – тратят огромные бюджеты на промоушен. К тому же, интерес СМИ "подогревают" постоянные селебрити, на них и идет зритель. Но, как они стали известными? Просто к их безупречным данным добавили изящный PR. Практически все звезды Большого в России – звезды телеэкранов, они участвуют в шоу, их выступления ротируют в новостях в прайм-тайм, есть целые телеканалы, которые показывают записи концертов. Зритель принимает и начинает узнавать артиста, когда видит его не только загримированного в образе – на сцене. Это важно. Я считаю, что у нашего театра есть все шансы стать такой "визиткой" светской жизни в стране, но, конечно, необходимы усилия.
— То есть, наши артисты Большого недостаточно "мелькают" на экранах?
— Абсолютно. Скольких вы знаете в лицо? А их – десятки. Я уже не говорю про второй состав, оркестр, бекстейдж. Только солисты – их гораздо больше, чем пальцев на одной руке, а страна знает, по сути, четыре-пять исполнителей. Как появится культуре "хождения" в театр, как зародится трендам, если ключевые медиаканалы это не ротируют?
— По-вашему, если телевидение, радиовещание, печать и онлайн-СМИ, допустим, с завтрашнего дня начнут давать полную ротацию – от зрителей не будет отбоя?
— Не сразу. Но многое бы изменилось. Большой стал бы "ближе" к зрителю, искусство вышло бы на новый уровень.
— Интересное мнение. А вот, журналисты не раз спрашивали, ну, и в целом, вопрос актуальный. Почему в Большом нет дресс-кода?
— Потому, что пока зритель диктует правила. Хотя, мне кажется, если бы ввели строгий дресс-код: дамы в платьях, мужчины – в смокингах, аудитория бы после резкого скачка, увеличилась бы. Туристы бы стали специально готовиться к визиту в Большой, наш театр – must visit на картах путешественников.
Большой в большом городе…
— В разговоре вы несколько раз сказали – "визитная карточка", "лицо" города. Большой может символизировать Ташкент?
— Конечно, и так должно быть. В любой крупной столице ее классический оперный театр – это слава и гордость культуры нации. И, соответственно – символ.
— Тем не менее, это пока не так…
— Отчасти – да, но есть надежды на то, что это изменится. Чем более ярким будет развитие нашего театра – тем больше зрителей окажется в его "орбите".
— Какие-то предпосылки, шаги к этому есть?
— Сейчас готовим большой Первый симфонический Open Air. Это будет совершенно необычный вечер, он напоминает вечера на открытом воздухе на площадях Европы. С профессиональным академическим оркестром. Такое впервые в Ташкенте. Вспомните, на улочках Парижа, Вены, Нью-Йорка. Наш город ждет большой сюрприз…
— Расскажете?
— Уже рассказал больше, чем мог. Только для ваших читателей, никому не говорите (улыбается). Все мы надеемся на то, что, это будет очень масштабное мероприятие, такого Ташкент пока не видел. Мы работаем сейчас над тем, чтобы все сложилось. Чтобы зритель увидел другой Большой. Тот, который символ Ташкента, тот, который символизирует величие Оперы, Балета и Музыки вообще.
Дирижируя эмоциями и мечтами
— Давайте, в завершении про эмоции. Волнуетесь, когда выходите к оркестру в полный зал?
— Разумеется, волнуюсь. Дирижер чувствует энергетику зрителя, она буквально проходит сквозь него к оркестру, к сцене. У меня мурашки, даже когда я об этом говорю вам…
— У меня тоже. И каждый раз – как в первый?
— Каждый, конечно же, да. И дирижировать каждый раз даже одним и тем же произведением одинаково невозможно! Каждый раз все другое — и ты сам, и оркестр, и солисты. И – зритель…
— Когда вы заканчиваете спектакль. Занавес. Актеры расходятся, музыканты спешат домой. Что чувствует дирижер?
— Наверное, каждый раз, вникая в прошедший концерт, оценивает – вот это, кажется, получилось, а вот это можно бы и иначе сделать…
Помните, к нам недавно приезжал Мариинский театр? С самим Валерием Гергиевым. Я считаю его гением своей эпохи, он – настоящий маэстро. Так вот, когда они "отыграли" первый концерт в нашем Дворце Форумов, меня охватило удивительное волнение – и плакать хотелось, и чувства переполняли. Почему?
Да потому, что прекрасно, вдохновенно играли, и потому, что я физически чувствовал, каких усилий Валерию Абисаловичу стоил этот титанический труд. Я очень хотел с ним сделать фото. Но, увы, знаю, как устаешь после спектакля, я знаю, что это такое с трудом находить силы для улыбок. В тот день, я так и не осмелился подойти…
— А как же фото?
— Фантастически повезло. Я встретил маэстро Гергиева за кулисами нашего театра, в перерыве. Мариинский театр играл на нашей сцене балет "Кармен-сюита" Жоржа Бизе — Родиона Щедрина. Сам маэстро, кстати, был невероятно приветлив и эмоционален, постановка шла безупречно, идеально. Зритель ликовал. Валерий Абисалович, очевидно, был доволен, чувствовал публику. Удалось не только сделать фото, а еще и поговорить. Я несказанно рад, что эта маленькая беседа состоялась.
— Одна мечта сбылась. О чем теперь мечтаете?
— Может быть, о том, чтобы следующая встреча с гениями дирижерского искусства состоится в Санкт-Петербурге, куда, волею судьбы мы бы приехали с нашим оркестром и солистами играть и нашу узбекскую классику, и мировые шедевры, покорять новые горизонты. Мечтаю о сложных чистых по звуку работах, о том, что времени на репетиции будет больше. Очень хочу, чтобы молодежь шла в театр, не боялась этой сложной профессии. Мечтаю, что Большой в новом сезоне заиграл новыми красками, чтобы все получилось даже лучше, чем мы задумали.
Комментарии отсутствуют