Узбекистан, Ташкент – АН Podrobno.uz. В Узбекистан в годы войны было эвакуировано свыше 1,5 миллиона человек, из которых около 400 тысяч – дети, многие из которых были сиротами. Узбеки делились с приезжающими последним куском хлеба, отдавали единственную в доме кровать, а из отложенного отреза ткани шили одежду, ведь многие приезжали в Ташкент практически без всего. Память об это подвиге узбекского народа должна вечно храниться в наших сердцах.
"У нас была тогда странная жизнь: они ни слова по-русски, а мы – по-узбекски. Бабушка кусочек лепешки принесет, пиалу кислого молока. Это был октябрь, еще фрукты были, и самым вкусным угощением была тарелка винограда. Дедушка подойдет бывало, смотрит на меня и гладит по голове. Такие теплые руки. У них никогда не закрывались двери в доме, там не было запоров и воров тоже не было. В наш дом все время приходили добрые люди, что-то приносили, помогали…", – рассказала Зайнет Кузьмина.
Зайнет Кузьмина – всю жизнь посвятила спорту. Долгие годы работала тренером по спортивной гимнастике и воспитала целую плеяду узбекских спортсменов. Родилась в 1937 году в Ярославле (Россия). В Узбекистан была эвакуирована в 1944 году. На момент начала войны ей было четыре года.
– Мой отец Михаил Козлов был политруком, поэтому мы часто меняли место жительства. Перед Великой Отечественной войной наша семья жила в Запорожье, потом в Днепропетровске. Оттуда отец и ушел на фронт. Я помню, как он нес меня на плечах по дощатой дороге, и это был последний раз, когда я видела его живым…
Больше я ничего не помню о нем. Он погиб в 1943 году, но мы получили извещение о смерти, когда уже жили в Ташкенте, в 1946-м. К сожалению, нам не удалось найти место его захоронения, оно нигде не значится.
В 1943 году Днепропетровск захватили немцы. Помню оглушительную стрельбу орудий. Мы боялись, прятались. Я не знаю сколько это длилось, но я была в состоянии шока. Какое-то время мы были под оккупацией, пока Советская Армия не освободила город.
Часто вспоминаю один момент. Я была очень худенькой, с большими глазами и носом. В то время немцы и полицаи ходили по домам, искали евреев. Мама прятала меня на чердаке, боясь, что примут за еврейскую девочку. Помню, закроет тряпками и говорит: «Сиди, молчи, пока я к тебе не зайду». Мне было страшно. К счастью, полицаи ни разу не поднялись на чердак, но этот детский страх навсегда остался со мной.
Потом, когда прогнали немцев, пленные восстанавливали разрушенную школу. Мы, дети, бегали на них посмотреть. Ребята, что постарше, дразнили их, ругались, плевались, кидались камнями. Некоторые дети жалели пленных и иногда приносили им кусок хлеба. Немцы пальцем манили детей и через решетку гладили их по голове. Не все они были фашистами и хотели воевать, убивать людей. Они тоже скучали по своим семьям, оставленным на родине.
В октябре 1943 года пришел приказ о срочной эвакуации военного завода. Моя мама – Мария Козлова, работала на этом заводе, и я так понимаю, все, кто там работал, эвакуировались в Среднюю Азию. Но в тот момент мы не знали, куда нас увезут.
Собирались быстро, времени было очень мало. Мама взяла два чемодана, одела меня и велела срочно собираться сестре, Кларе, ей тогда было 15 лет, и моему десятилетнему брату Аркадию. Ехали мы в товарном вагоне, в теплушке. Почему-то я запомнила, что в дороге все время хотелось пить.
Ехали очень долго, но были остановки. Один раз прилетели самолеты и началась страшная бомбежка. Поезд остановился и люди выскочили из вагонов, стали прятаться кто где мог. После этого налета потерялся брат. Мы бегали, искали его, но так и не нашли. Поезд не мог нас ждать, и мы уехали дальше с горечью в сердце.
Так мы добрались до Фрунзе, где прожили почти год. Сестра Клара так там и осталась. В октябре 1944 года нас с мамой перевезли в Ташкент. Здесь находилось военное производство на базе электротехнического завода «Фотон». В народе его называли «ламповый».
Мои первые воспоминания о Ташкенте – это добрые люди, которых, к сожалению, уже давно нет в живых. Нас расселили в один из частных домов. Тогда я узнала, что такое «махалля». Мы попали к бабушке с дедушкой. Так мне казалось в те времена, но, возможно, они были младше. Я не знаю ни их адреса, ни имен. Но говорю им «спасибо» по сей день.
У нас была тогда странная жизнь: они ни слова по-русски, а мы – по-узбекски. Бабушка кусочек лепешки принесет, пиалу кислого молока. Это был октябрь, еще фрукты были, и самым вкусным угощением была тарелка винограда. Дедушка подойдет бывало, смотрит на меня и гладит по голове. Такие теплые руки. У них никогда не закрывались двери в доме, там не было запоров и воров тоже не было. В наш дом все время приходили добрые люди, что-то приносили, помогали…
Мы прожили в этой махалле месяца четыре, так как она была далеко от завода, нас переселили поближе, рядом с бывшим театром Свердлова (бывшее здание Республиканской фондовой биржи – прим.), в «пьяный двор». Почему он так назывался, я до сих пор не знаю. Помню, заходишь во двор, а там широкий арык, мостик и по кругу стояли домики.
Нас поселили к одинокой женщине. У нее была одна комната и какая-то пристройка, в которой поместилась только кровать, а под ней наш чемодан. Помню, на улице стояла большая печь, и все женщины занимали очередь, чтобы к празднику что-то испечь. При этом всех детей угощали печеным. Хорошие и дружные люди там жили, несмотря на название.
С братом Аркадием, который потерялся во время бомбежки, мы встретились через 10 лет. Он сам нас нашел, но годы бродяжничества и беспризорности дали о себе знать, и в дальнейшем его жизнь пошла наперекосяк.
Мама после войны продавала на базаре платки. Где-то она покупала старые парашюты, раскраивала их, а я по шаблону наносила рисунок и раскрашивала их несмываемой краской. Мне было лет семь – восемь.
В 1947 году мама встретила моего отчима, Пасхалиса, который стал нам родным. Он воспитал не только меня, но и внуков. Он родился в Греции. В молодости пел в церковном хоре, потом попал к партизанам и участвовал в войне. Приказом Сталина греков привезли в Ташкент. Все помнят, что в Ташкенте был «греческий городок». В Греции у него остались сын и дочь, но они отказались общаться с отцом, так как он переметнулся к коммунистам. Мы же стали его настоящей семьей. До конца своих дней родители прожили в Ташкенте, любя его за теплоту и доброту.
Комментарии отсутствуют